Русская биржа от Петра Великого до «зайцев»

Первая биржа, как и многие другие новшества, появилась в России по указу Петра I. Разумеется, открыта она была в новой столице, в Петербурге. В 1703 году, по аналогии с амстердамским купечеством, русским предпринимателям велели собираться на Троицкой площади, у рядов, и устраивать там биржевые торги. Нововведение настолько привлекло к себе внимание, что многие стали говорить «гостиный двор при бирже», а вовсе не наоборот.

А уже в 1705 году для биржи выстроили специальное здание на стрелке Васильевского острова. Правда, пока что деревянное.

Казалось бы, с того момента биржи должны были появляться как грибы после сентябрьского дождя. Тем более, что в 1721 году издаётся «Регламент, или Устав Главного магистрата», в котором предписывается: «Такожде надлежит в больших приморских и прочих купеческих знатных городах, со временем же в удобных местах недалеко от ратуши, по примеру иностранных купеческих городов, построить биржи, в которые б сходились торговые граждане для своих торгов».

Но ничего подобного. Смерть императора в 1725 году поставила на этом начинании крест. Проходит более полувека, прежде чем в 1789 году открывается вторая биржа — Архангельская. Следующая появляется через 7 лет в Одессе.

Явно прослеживается географическая закономерность — первые биржи возникают в крупных портовых городах. Железных дорог ведь ещё нет, и водные торговые пути являются самыми крупными и важными.

Четвёртая биржа открывается в Рыбинске в 1811 году. Тоже неудивительно, ведь это не просто уездный город Ярославской губернии, но и крупнейший зерновой порт России. А хлеб в те времена был основой русского стола. В 1816 году открывается пятая биржа — в Варшаве. И только шестая — в Москве, в 1837 году.

Несмотря на статус второй столицы государства, в торговом отношении Москва стояла вовсе не на первом месте. Да и пожар 1812 года сделал своё дело.

Биржа против «тычка»: кто кого?

Столичный издатель Павел Петрович Свиньин так описывал жизнь Петербургской биржи в начале XIX века: «Ежедневно в три часа пополудни собирается в залу русское и иностранное купечество со всего Петербурга. Здесь человек человеку (как говорит г. Карамзин в описании Лондонской биржи) даром не скажет слова, даром не пожмёт руки. Когда говорит, то идёт торг, когда схватятся руками, то дело решено, и кораблю плыть в новый Йорк или за мыс Доброй Надежды. Людей множество, но тихо; кругом жужжат, но не слышно громкого слова. Пробы товаров передаются от одного другому: их нюхают, пробуют на зуб, трут в руках, рассматривают на свет — и идут в другую комнату заключать условие».

До середины позапрошлого столетия в стране были только товарные биржи. Там торговали векселями и валютой, но в основном, конечно, совершались сделки с крупными партиями леса, пеньки, льна, воска, кожи, сахара и зерна.

Да и эти учреждения подчас влачили жалкое существование. Например, в помещение рыбинской биржи вселились различные чиновники, а подвал взял в аренду винный откупщик. Потребовалось личное вмешательство императора Николая I, чтобы навести порядок.

Причина проста. В Рыбинск по Волге прибывало невероятное количество зерна из южных регионов. Сюда же стягивались сотни покупателей. Многие из них не знали актуальных цен. Бывалые купцы старались этим пользоваться — заключали огромные сделки прямо в порту или в ближайших трактирах. Там можно было подпоить коллегу, всячески очаровать его, войти в доверие и в результате продать подороже, а купить подешевле.

А на бирже, да ещё оборудованной телеграфом, всё было прозрачно, цены видно сразу, там такие фокусы бы не прошли. Заодно экономили на биржевой пошлине. И, к сожалению, в той или иной мере это обстоятельство тормозило развитие бирж повсеместно, не в одном только Рыбинске.

Исследователь московского городского быта Александр Ушаков писал: «В Москве биржа — понятие очень обширное, и, как кажется, сколько ни стой она в таком виде и при подобном учреждении, она не привлечёт большого сбора торгующих и долго ещё будет ограничиваться небольшой кучкой по большей части иностранцев… Биржа — не в русском характере, и ещё более не в характере московского дела, а особенно при таком устройстве, как настоящее… Биржа в Москве гораздо обширнее, чем кажется: она собирается во многих местах, почти целый день не редеет толпа на тычке, который для торговцев средней руки, не имеющих права посещать биржу (за что должно быть вносимо каждым ежегодно семь руб. сер.), может почесться истинной биржей».

«Тычком» в старой Москве звали Карунинскую площадь, ныне Биржевую, на которой, собственно, располагалась биржа.

Прогресс неумолим

С оживлением коммерческой деятельности и появлением акционерных компаний в России стали появляться фондовые биржи. Только в 1860-е годы в стране открылось восемь новых бирж. А в 1870-е — ещё пять.

Однако отечественные биржи всё ещё не были таковыми в европейском смысле слова. Профессор А. Невзоров писал об одной из них, московской: «Торговая деятельность исконной "купчихи" Москвы и в настоящее время резко бросается в глаза… Состав биржевых посетителей чрезвычайно пёстрый. Кроме коренных московских купцов, в биржевой публике можно видеть типы представителей всех племён, населяющих Россию, особенно восточную её часть… Это разноплемённое общество явилось сюда для того, чтобы получить разные сведения, важные для торга, повидаться с нужными людьми, условиться о свидании в другом месте и т.п. Сделки же здесь заключаются в относительно редких случаях. Они совершаются в огромном большинстве случаев вне биржи».

А многие купцы вообще считали биржу чем-то неприличным, куда порядочному человеку и зайти-то стыдно.

Но прогресс не остановить. В начале XX века в стране стали открываться специализированные биржи. В первую очередь, конечно, хлебные. Но были и лесная, скотопромышленная, мясная, яичная, масляная, курятно-дичная, фруктовая, чайная, винная, хлопковая, каменноугольная и железоторговая.

Уже в начале прошлого столетия русские фондовые биржи представляли собой довольно увлекательное зрелище. Биржевик Захарий Жданов писал: «Огромная толпа, человек в пятьсот, охваченная лихорадкой наживы, напряжением риска, мукой нерешительности, злобой упущенного момента, болью потерь, острым хватом жадности, с адом в душе сбилась в одну общую бесформенную массу, кричит, жестикулирует, кружится, как в бешеном водовороте, и гулко шумит, как гигантский рой пчёл. Шум дикого водопада! Издали ничего разобрать нельзя. Надо врезаться в самую толпу. Жалеть боков и спины нечего. Ушей тоже. Если остановишься в этой сумятице, то, кажется, в пять минут тебя изотрут в порошок. Всё это орёт, спорит, торгуется, предлагает, ищет. Потные лица, глаза горят. Почти все на "ты". Товар, цена, "даёшь", "берёшь", "дал", "взял" — вот всё, что интересует в это время биржевика».

Впрочем, на товарной бирже сохранялась былая степенность: «Несколько десятков солидных купцов, действительных коммерсантов, представителей фирм. Они тихо и спокойно толкуют о своих делах и через полчаса расходятся. Вы даже не подумаете, что здесь происходят миллионные сделки».

Особый мир российской биржи

Сформировался и особый биржевой язык. Маклеров, играющих на понижение, называли «гробокопателями». Были в ходу и сокращения (что неизбежно, при таком-то ритме). В частности, акции Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода называли просто «брянские», не произносилось даже слово «акции». Сокращали и названия банков. Санкт-Петербургский Частный коммерческий банк — «Частныбанк». Русско-Китайский — «Синорус». Лионский кредит — «Кредионе». Банкирский дом Григория Давидовича Лесина — «Лесинбанк».

На биржах были свои шутки, розыгрыши, более невозможные нигде. Однажды биржевой маклер Николай Дунаев предложил одному из первейших богачей, Павлу Михайловичу Рябушинскому, купить у него хлопок. Тот от хлопка отказался, но спросил:

— А ты ведь, наверное, угощаешь своих покупателей? А меня вот ни разу не угостил.

— Угостить вас для меня будет большой честью, — размечтался Николай Никифорович.

— Ну, когда угощать меня будешь, наверное, красненькую издержишь?

— Конечно, даже больше — сколько пожелаете!

— Так давай десять рублей, и угощать тебе меня не придётся.

Дунаев, разумеется, решил, что это шутка, вытащил из бумажника десятку, протянул её Павлу Михайловичу — а тот взял банкноту и положил себе в стол.

Появилась и особая профессия — биржевой репортёр. Один из них, А.Р. Кугель, писал: «Через два-три месяца все уже говорили довольно свободно: "Почём видны деньги?" — "Деньги видны по 135". "А с нохом дают?" — "Дают и с нохом". "Нох" — немецкое "noch" — означало, что не только купили наличность, но при этом добавляли: "а коли ещё есть по этой цене – так, пожалуйте, возьмём". И когда чихали, то на приветствие: "будьте здоровы" отвечали "и вам того же с нохом"».

Газета господина Проппера

Выходила специальная газета — «Биржевые ведомости». Её главным редактором был Станислав Проппер. Государственный деятель Сергей Витте о нём говорил: «он чистокровный издатель. У него одна цель — разбогатеть».

Журналисты Проппера не жаловали. Один из них писал: «Проппер как хозяин был, в сущности, несносен. Он во всё вмешивался, называя себя только казначеем газеты, торговался с сотрудниками из-за каждой копейки, а особенно, если расходы выходили за пределы утверждённого им бюджета».

У «Биржевых ведомостей» было два отделения. Первое — собственно биржевое. Второе рассказывало о событиях в жизни страны. О том, что на станции Лигово Балтийской железной дороги прекратили продажу спиртного в буфетах и первого, и второго, и третьего классов. «Прекращение продажи питей было вызвано чрезмерным пьянством на станции местных крестьян и др. лиц». О булочных на Невском проспекте, в которых собираются девицы лёгкого поведения и смущают своим видом добропорядочную публику. О том, как граф Кейзерлинг нарезал свое имение рядом со станцией Саблино на дачные участки и выгодно их продаёт.

Биржевые аналитики занимали в редакции третий этаж, а репортёры, ведущие хронику событий — второй. Аналитики, ясное дело, чувствовали себя элитой, относились к репортёрам свысока. Как-то раз даже вывесили у себя на этаже объявление: «Хроникёрам вход в редакцию воспрещается!». Но, тем не менее, без раздела происшествий ни одна газета не могла существовать.

А знаменитый журнал «Огонёк» выходил поначалу как приложение к «Биржевым ведомостям». Проппер прекрасно чувствовал, где можно заработать.

В роскошных интерьерах биржи

Ещё раньше для бирж стали строить роскошные здания. В первую очередь это столичная, Петербургская биржа, возведённая в 1805-1810 годах по проекту архитектора Ж.Ф. Тома де Томона. Она, без сомнения, входит в десятку лучших достопримечательностей города.

В 1875 году в Москве открыли новое, довольно представительное здание биржи. «Храм Меркурия строится в духе классицизма, по аналогии с храмом Аполлона», — шутили москвичи.

Узнаваем силуэт рыбинской биржи. Астраханская запоминается восточными мотивами своей архитектуры.

Эти биржи больше не пустуют — цивилизация всё-таки привлекательнее многочисленных «толчков». На биржах устанавливаются свои традиции. Например, на той же рыбинской и продавец, и покупатель держали в руках телеграммы с биржевым курсом. На столе лежала горсть зерна — так называемая «проба хлеба». Если долго не могли сойтись в цене, то приходил на помощь маклер. Как правило, он разбивал «грех» пополам.

Заключив сделку, шли в соседнюю комнату — вместе молились. Затем покупатель протягивал руку продавцу и говорил:

— С деньгами вас.

Тот пожимал протянутую руку и отвечал:

— Благодарю. А вас с хлебом.

И только после этого спокойно шли в трактир.

«Человек, общение с коим доставляет удовольствие»

Формируется и образ биржевого маклера. Купец Павел Бурышкин пишет: «Маклер — фигура вне времени и пространства. Везде и всегда тип маклера более или менее один: приятный собеседник, балагур, хороший застольный компаньон и вообще человек, общение с коим доставляет удовольствие».

За свои услуги маклер брал примерно 0,15% от общей суммы сделки.

Маклер — не какой-нибудь мальчик на побегушках. В соответствии с Торговым уставом, «в звание маклера избирались вообще люди добрые, опытные во всех торгах и в вексельных переводах искусные». Это в основном были купцы (не ниже второй гильдии), не моложе 30 лет и имеющие русское подданство.

Маклеров же, подвизавшихся полулегально, называли «биржевыми зайцами».

На биржах нередко попадались колоритнейшие личности, по которым тосковали театральные подмостки, в отличие от банковских работников, которые всячески стремились ничем не выделяться из числа себе подобных. Купец Николай Варенцов писал в своих воспоминаниях: «В один из первых годов моего посещения биржи меня привлёк вид одного господина по схожести его с царём Петром I: он был высокого роста, а надетая на нём бобровая шапка ещё увеличивала его рост, с чёрными усами и волосами, как у царя, и он держался гордо и надменно с ютящейся вокруг него биржевой мелочью. Спросил какого-то знакомого: "Кто это такой, так похожий на Великого Петра?" — "Богатый фабрикант Иван Александрович Коновалов," — ответил он».

А в 1911 году «Русское слово» сообщало: «На бирже сегодня произвело сенсацию появление в биржевом зале женщины, первой за всё время существования здешней биржи, допущенной официально к участию в биржевых операциях. Нововведение это резко критикуют — понятно, из опасения конкуренции со стороны женщин — разные кормящиеся около биржи маклеры, "зайцы" и т.п.».

Это сенсационное событие произошло на западе империи, в Варшаве.

Один из жителей Санкт-Петербурга писал в начале прошлого столетия: «Непрерывной чередой, обгоняя друг друга, мчатся экипажи по Невскому... Спешат как на пожар. Катят с рёвом на собственных автомобилях тузы-банкиры, мчатся на своих рысаках важные маклеры и удачливые спекулянты, тянутся на "ваньках" скромные менялы. По ступенькам величественного и оригинального подъезда... вперегонку, прыгая через две ступеньки, взбираются цилиндры, котелки, шляпы, шапки и исчезают в вестибюле, приветствуемые древним и старомодным швейцаром с огромной булавой».

Заметим: даже «скромные менялы» прибывают не пешком, не на трамвае — на извозчике! Недаром слово «биржа» в переводе означает «кошелёк».

Перед началом Первой мировой войны в России действовало более сотни подобных торговых площадок. Но война, а потом революция полностью уничтожили русские биржи.

Впрочем, проблемы начались гораздо раньше. Газета «Трудовая копейка» писала в 1912 году: «Падение бумаг на бирже вызвало несколько катастроф. В Одессе ожидание войны вызвало глубоко трагический случай. Падение биржевых ценностей совершенно разорило одного известного биржевика. Потеряв всё состояние, несчастный от отчаяния сошёл с ума и теперь является в различные собрания и учреждения и называет себя главнокомандующим балканской армии».